The Nation публикует интервью Ноама Хомского о ситуации на Украине. По мнению философа, есть два сценария: провести переговоры или усугубить конфликт. Однако США и Европа не хотят дипломатического разрешения, объясняет Хомский.Давид Барсамян (David Barsamian)Вы хоть помните, когда все это началось? У вас нет ощущения, что так продолжается уже целую вечность? А временные рамки – если в контексте вечности о них вообще уместно говорить – оказались просто сверхъестественными (читай – неизмеримо разрушительными). Нет, я говорю не о нападении на Капитолий шестого января 2021 года со всеми вытекающими последствиями, включая непрекращающиеся слушания в формате ТВ-трансляций. Я говорю о конфликте на Украине. Вышло так, что история, не покидавшая заголовки средств массовой информации на протяжении многих недель, освещать которую крупные телевизионные сети посылали лучших корреспондентов и ведущих, теперь мелькает где-то на периферии новостных каналов и общественного сознания.Бесконечный на первый взгляд конфликт в самом сердце Европы, как говорил обозреватель TomDispatch Раджан Менон (Rajan Menon), обернулся катастрофой в том числе и в глобальном масштабе, угрожая массовым голодом большинству стран так называемого «третьего мира». Не вселяют оптимизма также едва заметные, но куда более разрушительные новости о том количестве углерода, которое выбрасывает в атмосферу поглощенное более насущными проблемами человечество.Ниже вы можете ознакомиться с интервью регулярного собеседника TomDispatch 93-летнего Ноама Хомского (Noam Chomsky), который представил конфликт на Украине в максимально разрушительном контексте. Он побеседовал с Давидом Барсамяном (David Barsamian) с Альтернативного радио (Alternative Radio) в рамках рубрики “Хроники инакомыслия” (Chronicles of Dissent). Интервью публикуется в сокращенном виде. — Том ЭнгельгардтДавид Барсамян: Давайте поговорим о наиболее очевидном кошмаре сегодняшнего дня, а именно о конфликте на Украине и его последствиях, которые ощущает на себе весь мир. Но сначала немного предыстории. Начнем, пожалуй, с заверения президента Джорджа Буша-старшего лидеру СССР Михаилу Горбачеву о том, что НАТО не продвинется “ни на дюйм на восток” – документально подтвержденного обещания, прошу заметить. Мой вопрос к вам следующий: почему Горбачев не потребовал письменных гарантий?Ноам Хомский: Он заключил джентльменское соглашение, как это часто бывает в ходе переговоров. Достаточно простого рукопожатия. Более того, наличие данного обещания в бумажном виде мало что изменило бы. Закрепленные письменно договоры постоянно разрывают. Важна добросовестность. И старший Буш, первый Буш, соглашение явно соблюдал. Он даже предпринял шаги к созданию партнерства в интересах мира, куда вошли бы все страны Евразии. НАТО никто не стал бы распускать, она просто лишилась бы политического влияния. Присоединиться к партнерству смогли бы не являющиеся формальными членами НАТО страны, такие как, к примеру, Таджикистан. И Горбачева подобное устраивало, ведь оно представляло собой первый шаг к созданию «общеевропейского дома» в отсутствие каких-либо военных союзов.Клинтон в первые несколько лет тоже соблюдал это обещание. Специалисты говорят, что прямо противоположные друг другу вещи он начал говорить примерно в 1994 году. Русским он обещал и дальше придерживаться достигнутых договоренностей, а польской общине в Соединенных Штатах и другим этническим меньшинствам – членство в НАТО. Примерно в 1996-97 гг. Клинтон чуть ли не открытым текстом сказал об этом своему другу президенту России Борису Ельцину, которому помог победить на выборах 1996 года. Он заявил: не усердствуйте в вопросе НАТО; мы собираемся расширяться, но необходимость в этом обусловлена стремлением заручиться поддержкой этнических меньшинств Соединенных Штатов на грядущих выборах.
